«Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1», А. Велидов (редактор)

21 февраля 1918 года Совнарком принял написанный В. И. Лениным декрет «Социалистическое Отечество в опасности!». Он явился боевой программой мобилизации всех сил республики на отпор врагу. Декрет предусматривал ряд мер, в том числе и чрезвычайных, по укреплению безопасности тыла. Восьмой пункт декрета гласил: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».[2]

Основываясь на декрете СНК, Всероссийская чрезвычайная комиссия объявила, что она будет осуществлять непосредственную расправу над указанными в декрете преступниками. Следует, однако, заметить, что до июля 1918 года ВЧК воспользовалась правом на расстрел лишь в отношении нескольких уголовных бандитов и крупных спекулянтов. К политическим противникам эта мера наказания тогда не применялась.

Летом 1918 года положение республики еще более обострилось. Она оказалась в огненном кольце фронтов. На Северо-Западе, в Белоруссии и на Украине хозяйничали немецкие оккупанты. На Севере высадились английские, французские и американские интервенты. На Дальнем Востоке и в Приморье находились японские, американские и английские войска. Урал, Среднее Поволжье и Сибирь захватили войска Чехословацкого корпуса и самарского эсеро-меньшевистского правительства. На Северном Кавказе вела наступательные операции Добровольческая армия генерала М. В. Алексеева, на Дону – белоказачьи части генерала П. Н. Краснова. В Среднюю Азию вторглись английские захватчики, в Закавказье – немецкие, турецкие и английские войска. Почти три четверти территории страны были в кольце фронтов. Республика оказалась отрезанной от основных хлебных, топливных и продовольственных ресурсов.

Крайне тяжелая обстановка сложилась в тылу – хозяйственная разруха, голод, заговоры белогвардейских офицеров в городах, кулацкие мятежи в деревне. Враги развязали кровавый террор, в результате которого погибли многие коммунисты, советские работники, преданные делу революции рабочие, красноармейцы, крестьяне-бедняки. Только в июне 1918 года контрреволюционеры расстреляли в 22 губерниях РСФСР 824 человека, в июле – 4141, в августе – 339, в сентябре – свыше 6 тысяч.[3] И это не считая многих тысяч погибших при массовых расстрелах рабочих в Ростове-на-Дону, Екатеринбурге, Омске, Вольске и других городах. В селе Александров-Гай Новоузенского уезда Самарской губернии белоказаки за один день расстреляли 675 пленных красноармейцев.[4] Убийства нередко сопровождались жестокими пытками: у арестованных выкалывали глаза, отрезали носы, уши, ломали пальцы, выкручивали ноги и руки, разбивали черепа.

Снова встал вопрос: быть или не быть Советской власти? В такой тяжелой, критической обстановке ВЧК стала осуществлять непосредственную репрессию и в отношении политических противников – организаторов и активных участников военных заговоров и мятежей. Одновременно ей было предоставлено право брать заложников из числа бывших помещиков, капиталистов, жандармов, полицейских, крупных сановников и уклонявшихся от мобилизации офицеров.

5 сентября 1918 года после убийства председателя Петроградской ЧК М. С. Урицкого и злодейского покушения на В. И. Ленина Совет Народных Комиссаров принял постановление о красном терроре. В нем указывалось, что при сложившейся в стране ситуации обеспечение безопасности тыла таким путем является прямой необходимостью. Совнарком поставил перед ВЧК задачу изолировать классовых врагов в местах лишения свободы. Лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, подлежали расстрелу.

Красный террор представлял собой вынужденную чрезвычайную меру самообороны пролетарского государства, введенную в ответ на белый террор.

Руководствуясь постановлением Совнаркома, ВЧК и местные ЧК арестовали в качестве заложников наиболее крупных представителей буржуазии и контрреволюционного генералитета, видных деятелей царского режима, активных членов антисоветских партий. Они подвергли высшей мере наказания главарей и многих рядовых участников контрреволюционных заговоров и мятежей. Репрессии коснулись и значительной части заложников.

В последние годы в нашей печати часто стал подниматься вопрос о том, что наделение чрезвычайных комиссий исключительными полномочиями не может быть оправдано ни с нравственной, ни с правовой точек зрения. Некоторые авторы выражают отрицательное отношение к тому, что Советское государство предоставило чекистским органам право брать заложников, сосредоточило в руках ЧК и розыск, и следствие, и вынесение приговора, и приведение его в исполнение. Нравственные и правовые ценности современности они пытаются механически применять к явлениям, происходившим в специфической обстановке гражданской войны.

Разумеется, институт заложничества не укладывается в рамки категорий нравственности и законности. Точно так же наделение чрезвычайных комиссий внесудебными полномочиями таило в себе угрозу нарушения ими законов, не давало возможности в должной мере гарантировать права граждан. Коммунистическая партия и Советское государство все это прекрасно понимали. В партийных организациях, в Советах, в печати проходили острые дискуссии по вопросу об изъятии у чрезвычайных комиссий права на непосредственную репрессию. Тем не менее обстоятельства неумолимо заставляли Советскую республику идти на эти крайние меры борьбы.