«Лабиринт», Александр Бушков

Они обернулись на стук шагов, гулких, бесцеремонных, торопливых. Впервые во дворце звучали такие шаги, ясно дававшие понять, что с этикетом никто уже не считается. Воин в изрубленных, потускневших доспехах привалился плечом к косяку и смотрел грустно и спокойно, как человек, знающий, что от жизни ему больше ждать абсолютно нечего. Тезей не к месту, просто по привычке помнить все, подумал, что этого микенца почему-то всегда ставили на караул у западных ворот. Всегда только у западных.

Они ждали. Микенец мотнул головой, выплюнул перемешанную с кровью пыль:

— Критский полк уходит в Пирей.

— И вы их не остановили?

— Попытались было... — сказал микенец. Он шагнул вперед, упал на колено, медленно рухнул лицом вниз и замер — сразу, будто задули светильник. Длинная тяжелая стрела с излюбленным критскими лучниками черным оперением, вонзившаяся меж бронзовых пластин пониже левой лопатки, колыхнулась и застыла.

— Как он добрел с такой раной, не понимаю, — сказал придворный. — Это все, царь. Понимаешь? Все. Совсем. Человек сто пытаются задержать восставших, двадцать телохранителей у нас здесь, во дворце. В Пирее наши люди готовят корабль. Нужно торопиться.

— Изгнанники?

— Изгнанники, — кивнул придворный. — Ты не первый царь, а я не первый царедворец, которых изгоняет народ. Утешением это нам служить никак не может, зато прежние примеры, по крайней мере, подсказывают, как себя вести. Золото уже сложили во вьюки, так что хлеб с оливками нам жевать не придется...

— Сколько лет мы знаем друг друга?

— Лет сорок. Ты тогда еще не был ни царем, ни героем, помнишь?

— Я все помню, — сказал Тезей. — Смешно — не время вспоминать, а вспоминается. Ночная стража, у которой мы украли тогда мечи, та история в порту, караван, дочка Эгериона... — Он оборвал слова, словно задернул занавес. — Можешь ты мне сказать, ну почему они вдруг? Ты же ведал и соглядатаями... Почему вдруг я стал для них нехорош? Голов я рубил не больше, чем положено царю. Налогами прижимал в той мере, в какой это полагается. Тиран? Не спорю, но опять-таки не хуже и не лучше других.

Они молчали. Шум боя подступал все ближе к дворцовым воротам, накатывался, как прилив, и крики «Смерть Тезею!» были такими яростными, что от них, казалось, должны были отскакивать стрелы.

— Ты их всех слишком долго и слишком пренебрежительно оскорблял, — сказал придворный. — Слишком часто напоминал, что ты герой, великий полководец и победитель чудовищ, а они — сброд и жалкие людишки, не стоящие такого царя. В конце концов им надоело слушать, что только ты велик, только ты умен и храбр, только ты прав и справедлив...

— И вам, придворным, это не нравилось?

— Ну конечно. Кому такое может нравиться?

— А ведь я еще успею отрубить тебе голову, — сказал Тезей. — Мой палач от меня ни за что не отступится, ему-то меня покидать никак нельзя — многое могут припомнить.

— Воля твоя. Только я все-таки с тобой, а не с теми, кто рвется во дворец или сбежал из дворца. Это тебе о чем-нибудь говорит?

Он был прав, он оставался верным, и Тезей сказал:

— Прости, погорячился я. Привычка...

Длинный тягучий скрип и стук — запирали ворота, вставляли в гнезда длинные, гладко обструганные брусья-засовы. Во дворец уносили раненых, и кровь пачкала широкие ступени. «Они не меня любят, — подумал Тезей о воинах, — они ведь не из преданности — просто каждый за время службы накопил столько грехов, что о пощаде и думать нечего... Но какое это сейчас имеет значение, что мне до их любви, лишь бы дрались...»

— Ясно, что все стенобитное снаряжение попало к ним, — сказал придворный. — Ворота, правда, у нас хорошие, часок продержатся, но зачем нам этот час? Мы ведь не собираемся умирать здесь, царь?

— У тебя все готово?

— Все, — сказал придворный. — Сокровища казны навьючены, кони для телохранителей готовы, о потайных воротах чернь не знает — они сгрудились у главных, на противоположной стороне. Мы прорвемся в Пирей. Только нужно торопиться — если бунтовщики вздумают занять порт, нам конец. Я жду приказа, царь.

— Итак, я еще царь... — сказал Тезей. — Пока я во дворце и могу отдавать приказы, я еще царь, без сомнения... Ступай к воротам, организуй защиту. Собери челядь, поваров, слуг, всех, кто способен держать оружие, и — на стены. Приказ прорываться я отдам, когда сочту нужным. Иди.