«Убей когда сможешь», Андраш Тотис

— Удивлюсь, если этого не случится.

— Черт побери! — Буасси, как и оба его приятеля, с отвращением уставился на стакан, который он выудил. Остальные тоже. К его дну прилипла темная, застывшая кофейная гуща, стенки стакана были серыми от многолетней откладывавшейся грязи, а края покрывала темно-зеленая плесень. — И вообще, подумаешь, велика беда, если кто-нибудь помрет! — Буасси повысил голос, словно собирался убедить тысячную аудиторию в большом зале. — Кто на это идет, рискует. Помирают и во время автомобильных гонок. Их же никто не запрещает! — Он отбросил стакан и обратился к Бришо: — Хочешь немного кофе?

— Сказать тебе, в чем разница? Скажу. — Альбер тоже разгорячился. — Если кто-то погибнет в автомобильных гонках, это несчастный случай. Трагедия, хотя ее и смакуют. Но на соревнования по кетчу ходят для того, чтобы посмотреть, как люди убивают друг друга. Это вроде современных игр гладиаторов.

Бришо встал.

— Поработай и ты немного, — сказал он и перебросил Альберу досье, которое принес с собой. Досье тонкое, значит, преступление свежее. — Произошло это ночью, точнее, на рассвете. Парню перерезали горло.

— Надеюсь, что фотографий нет, — с отвращением произнес Альбер.

Шарль словно и не слышал. А может, в самом деле не слышал. Две недели, прошедшие после его повышения, уже развили в нем выборочный слух.

— В переулке вблизи площади Пигаль. До этого он заходил в одно увеселительное заведение. В «Рэнди Кок». Знаешь?

— Я там завсегдатай.

— «Резвый самец», — задумчиво перевел Буасси. Английского он не знал и свой словарный запас черпал, вероятно, из порнографических фильмов. — Наверно, веселое маленькое заведеньице.

— Не очень веселое, но действительно маленькое, — сообщил Шарль в манере их шефа комиссара Корентэна. — Пять-шесть столиков, стойка бара, небольшая сцена, под потолком телевизор. Несколько стареющих танцовщиц и стакан бесплатной выпивки на входной билет.

— Чего вы от меня хотите? — оскорбленно спросил Альбер. — Парень с кем-то поссорился, а тот перерезал ему глотку. Все! Нам такое же дело до этого, как до вашего садистского соревнования. Полицейские из окружного участка там побывали, расспросили, с кем этот тип поссорился, а потом заберут кого следует, как обычно. И все в порядке.

Бришо глядел на него со злорадством. Иногда его бесило, когда Альбер старался спихнуть с себя работу. Но не сейчас. Сейчас ворчание Альбера было такой же неотъемлемой частью уютной атмосферы, как тихо мурлыкающий камин с вентилятором, Моросящий за окнами дождь и спортивная газета на столе Буасси.

— Шеф просил передать, чтобы ты посмотрел материал.

Альбер потянулся к досье. Взял его двумя пальцами, словно подавляя брезгливость. Он видел ехидную улыбку на лице Шарля, чувствовал, как Буасси дышит ему прямо в затылок. Альбер раскрыл досье и уставился на лежавшую в нем фотографию.

II

Грубое, потасканное мужское лицо. Словно за сорок с лишним лет жизни по нему прошелся дорожный каток, обладателя его били по голове железным прутом и кастетом, и он дрался со всяческой сволочью, то побеждая, то терпя поражение, вероятно, за исключением дорожного катка, — так оно и было. Короткие курчавые волосы, широкий, плоский нос — большая голова, казалось, срослась с плечами. Создавалось впечатление, будто удары от него отскакивали, палки об него ломались, ножи зазубривались. Возможно, — за исключением ножей, — так оно и происходило. Он был здоровенным человеком в два метра четыре сантиметра ростом, весом в сто сорок килограммов, и кто читал газеты, знал, что его сто сорок килограммов сплошь состоят из мускулов. На фотографии в досье человек с перерезанным горлом был одет в спортивную куртку с капюшоном и некогда голубую рубашку. Он лежал на проезжей части улицы, головой к краю тротуара. Рот у мужчины широко открыт, словно он хотел закричать, но выражение лица скорее гневное, чем испуганное или страдающее.

Альбер старался не смотреть на зияющую на шее рану. За долгие годы работы в полиции он так и не сумел к этому привыкнуть. Изменилось, вероятно, лишь одно: теперь он уже мог отводить взгляд от ран, а в свое время, застыв, пялился на них, борясь с подступающей тошнотой — да что там борясь!…

— Ничего себе! Красивый ему второй ротик сделали, — произнес Буасси чуть ли не с удовлетворением. Он умел ценить хорошую работу. Буасси ничего не боялся и ни к чему не испытывал отвращения, пока дело не касалось его собственной персоны.

Альбер вспомнил фотографию этого мужчины, которую видел в последний раз не так давно — в метро, по дороге на работу. Там он был изображен в борцовском костюме, стоял, слегка наклонившись вперед с протянутыми руками. Снимали его снизу, и он казался непобедимым исполином. За ним виднелись размытые трибуны арены с пятнами вместо лиц, ослепительный, свет прожекторов делал стоящую фигуру мрачной. Хорошая была афиша. «Кто устоит против меня?!» — гласила надпись, и у всякого, кто ни взглянет на нее, тотчас пропадала охота драться, однако сразу же возникало желание посмотреть, кто осмелится выступить против такой туши и чего он добьется.

— Хм, — произнес Альбер.

— Ты все еще думаешь, что достаточно сходить в тот бар и забрать преступника? — спросил Бришо. Добрый старый Бришо.

— Это тот самый вольник с афиши, — сказал вдруг Буасси.

Бришо потрепал Альбера по плечу.

— Я должен вернуться к себе. Зайди, если что.

III