«Скажи будущему – прощай», Хорас Маккой

Часть первая

Глава 1

Когда просыпаешься утром, которого ждал всю свою жизнь, то просыпаешься почти мгновенно. Никакой полудремы, никакой раскачки и никаких там выкрутасов типа «душа медленно возвращается в свое тело из объятий Морфея» и прочей дребедени. Просто открываешь глаза – и ты уже проснулся, как будто и не было никакого сна. Вот так было и со мной. Ведь в то утро и должно было все произойти.

Я буквально дрожал от нетерпения, желая, чтобы все уже осталось позади, хотя лучше было бы поберечь свои нервы для решающей минуты, – в ближайшие час-полтора ничего не изменится, ну разве что в половине шестого. Сейчас же было около четырех, правда, темно и почти ничего толком не видно, но я точно чувствовал, что времени всего несколько минут пятого. Через единственное окно в барак проникало слишком мало света, и, казалось, пробиваясь сквозь изливавшееся наружу зловоние, он попадал внутрь изрядно потрепанным. Ведь в тюремном бараке спали семьдесят два немытых мужика, прикованных к своим койкам. А когда запах семидесяти двух давно немытых тел сливался воедино, получалось нечто невообразимое.

Но даже это не могло запугать наше раннее утро. Неукротимое и упорное, оно всегда возвращалось, и крохотная его частичка перепадала и мне. Я уже не спал, предвкушая встречу, жадно вдыхая свою долю утренней свежести, и в моей памяти оживали картины прошлой жизни: птицы состязались в пении, как средневековые рыцари на турнире, кукарекали петухи, мычали коровы: «Не-е-т сена, не-е-е-т молока» – так моя бабушка переводила мне их язык, и дед в этом вопросе был с ней вполне согласен. Он вообще знал массу ненужных и бесполезных вещей, например мог перечислить по именам всех любовниц императора Адриана, назвать истинную причину (замалчиваемую историками), подвигнувшую короля Ричарда предпринять Третий крестовый поход, или неделю, когда спариваются северные олени, а также часы приливов в Новой Шотландии. Похоже, ему было известно все, кроме того, как вести хозяйство на ферме, и потому он предпочитал отлеживать себе бока на пуховой перине в пристройке, где Лонгстрит однажды провел целую ночь, укутавшись лоскутным одеялом, под которым я часто прятался от давно умершего старого Джона Брауна из Осаватоми, чей беспокойный дух похищал детей-проказников. Я лежал и прислушивался к утренним звукам, прячась от старого Джона (или от кого-то еще, трудно сказать) и испытывая все детские страхи (которые, впрочем, не столь разрушительны, как у взрослых), и ждал, когда же наступит день…

Полумрак в бараке постепенно рассеивался, люди начинали просыпаться, о чем свидетельствовало позвякивание цепей, – правда, звуки металла были излишни, понять, что все пришло в движение, можно было по нараставшему зловонию. Обитатели барака закашляли, заворчали, отхаркиваясь и отплевываясь.

На соседней койке потянулся Бадлонг, тощий, плюгавый педераст, и повернулся ко мне:

– Ты снова приснился мне этой ночью, малыш.

«Это был последний раз, проклятый содомит», – подумал я про себя, но вслух поинтересовался:

– В таком же сладком сне, как и прежде?

– Слаще…

– Ты великолепен. Я от тебя просто без ума. У меня поднялось настроение от мысли, что сегодня днем я наконец прикончу этого Бадлонга, как только доберусь до оружия, которое должна была припрятать Холидей.

Оставалось только надеяться, что оно уже там, где ему и надлежит быть, и Кобетт не подведет. Прежде Кобетт был одним из охранников на тюремной ферме. Однако теперь эта работенка старику была уже не по силам, и ему подыскали синекуру – место охранника в комнате для посетителей. Холидей завоевала его расположение с первого же посещения, и он не так строго соблюдал тюремные правила, а под конец и вовсе согласился помочь нам бежать. Холидей должна была встретиться с ним вчера и передать оружие, которое следовало спрятать в ирригационной канаве на краю дынного поля, где мы работали. На тайник будет указывать булыжник размером с человеческую голову, помеченный белой краской; мне сообщили, что лежать он будет на дальней от поля стороне канавы, там он привлечет меньше всего внимания. Оружием должен был заняться Кобетт, оставалось только надеяться, что у него все получилось. И как только я доберусь до ружья или пистолета, сразу же прикончу эту скотину Бадлонга, уж будьте уверены…

Неожиданно дверь распахнулась и в полумраке дверного проема появился силуэт сержанта – ни глаз, ни рта, ни носа, просто огромный сгусток мерзкой плоти с винчестером в руках. Каждое утро в одной и той же позе он появлялся в дверях и орал одни и те же слова, и то, что раздавалось в ответ, тоже разнообразием не блистало. Я никогда не участвовал в этих перепалках, мне довольно было того, что с приходом сержанта дверь наконец-то открывалась и на моих лодыжках отмыкали цепи, – утренняя свежесть врывалась в наш барак, как дети в гостиную рождественским утром…

По дороге в халупу, служившую нам столовой, я старался держаться поближе к Токо. Он собирался бежать со мной, и нужно было проверить, удалось ли ему хоть немного поспать этой ночью. Скорее всего нет. Меньше всего мне хотелось бы иметь такого компаньона в сегодняшнем деле. Слабоумием он не страдал, и его воображения как раз хватило, чтобы всю ночь трястись от страха. Токо был еще совсем зеленый, это был его первый побег, и одному Господу известно, как он себя поведет, случись что-то непредвиденное. Но выбирать не приходилось. Холидей хотела вытащить его из этой дыры, а меня выбрали из-за моего опыта и хладнокровия. Все сложилось как нельзя лучше – ведь денег, а соответственно, и друзей у меня не было. В услугах других людей я никогда не нуждался.

Бежать отсюда, да еще вместе с Токо, было делом рискованным, но других вариантов не предвиделось. Я чертовски благодарен своему интеллекту, который поддерживал меня в этой грязной дыре с подобной падалью, не давая сойти с ума, когда месяц за месяцем приходили вести об успехах таких бездарей, как Флойд и Кэрпис, Нельсон и Дилинджер, которые богатели, потроша банковские сейфы. Жопы чертовы, а ведь в них ни единой искры Божьей, эти ребята из тех, что и от дождя-то укрыться не догадаются. Хорошо, что мне представился такой шанс, хоть и очень рискованный. Господи, вот только вырвусь на волю…

Токо так сильно отстал, что добраться до него, не привлекая внимания, мне бы не удалось. За завтраком я пару раз поймал на себе его взгляд и ободряюще улыбнулся, давая понять, что все нормально и нет повода беспокоиться. Он подмигнул в ответ, и оставалось только надеяться, что Токо понял меня правильно…

Когда мы выбрались из столовой, уже совсем рассвело. Солнце еще не поднялось из-за гор, но уже показались его игривые лучи, разогнавшие последние воспоминания о прошедшей ночи. Харрис подал свистком отрывистый резкий сигнал, и заключенные затрусили в сортир. Тринадцать мест; кто первым пришел, тот первым и облегчился, а если попал во вторую очередь, то приходилось поторапливаться: на всю процедуру отводилось не больше пяти минут. Наблюдая давку в дверях, можно было поверить рассказам «стариков», как такая вот возня приводила к кровавым потасовкам или забавным происшествиям. Ведь в конце концов, пяток минут не так и много для подобной процедуры, если только твои естественные надобности не находятся каким-то непостижимым образом полностью под твоим контролем.

Я закурил, поискал глазами Токо и наконец заметил, как он приближается ко мне. Возможно, его походка казалась ему небрежной, однако это было слишком далеко от истины. На его лице застыла напряженная маска, всем своим видом Токо давал понять, что ему есть что скрывать. И это в такое утро, когда все должно было решиться! Нет, он запросто мог все провалить. И без того риск был достаточно велик.

– Ну-ну, расслабься, – процедил я как можно спокойнее. – Не дергайся. Никому ничего не известно, кроме тебя, меня и Кобетта. Постарайся это запомнить.

– А Кобетт? – тут же выпалил он. – Можем мы на него положиться?

– Самое время думать об этом.

– Мне нужно, нужно отсюда выбраться, – в отчаянии повторял Токо.