Гарнитура:GeorgiaVerdanaArial
Цвет фона: Режим чтения: F11 | Добавить закладку: Ctrl+D
«Оно», Стивен Кинг
Он не унюхал – может быть, потому что после того, как сам упал в проходе и ползал на карачках под мусоровозом, Эл вонял так же ужасно, как она. Он продолжал идти. Он вернулся на Ап-Майл-Хилл, и она следила за ним до тех пор, пока он не скрылся из виду.
Беверли медленно собралась. Ее одежда была покрыта отходами, лицо в грязи, там, где она обожглась о выхлопную трубу мусоровоза, болела спина. Эти физические боли бледнели в сравнении с беспорядочным роем ее мыслей – ей казалось, что она уплыла на край света, и ни один из нормальных стереотипов поведения не подходит. Она не могла себе представить, как идти домой, но не могла и представить, как не идти домой: сегодня она открыто не повиновалась отцу, открыто не повиновалась Ему...
Она должна была отбросить эту мысль, потому что она заставляла чувствовать себя слабой и дрожать до боли в желудке. Она любила отца. Разве не было одной из десяти заповедей «Почитай отца и мать твою, и дни твои будут долгими на земле?» Да. Но он не был самим собой. Не был отцом. Он на самом деле был каким-то совершенно другим. Самозванцем. Им...
Вдруг она похолодела, так как страшный вопрос пришел ей в голову: случалось ли это с другими? Это или нечто подобное? Она должна предупредить их. Они потревожили Его, и, вероятно, теперь Оно предпринимает шаги, хочет застраховать Себя от того, чтобы они больше никогда Его не задевали. И на самом деле, куда еще можно было пойти? Они были ее единственными друзьями. Билл. Билл бы знал, что делать. Билл бы сказал ей, что делать, Билл бы дал ей то, что надо.
Она остановилась там, где край семинарии соединялся с тротуаром Канзас-стрит, и пристально посмотрела вокруг изгороди. Отца явно не было. Она повернула направо и пошла вдоль Канзас-стрит к Барренсу. Возможно, никого из них не было там прямо сейчас, они обедали дома. Но они вернутся. Между тем она могла пойти в прохладный штаб и попытаться собраться с мыслями. Она оставит форточку открытой, так что и солнечный свет попадет к ней и, возможно, она даже поспит. Ее усталое тело и перенапряженный мозг схватились за эту мысль. Поспать, да, это пойдет на пользу.
Ее голова поникла, когда она с трудом прошла мимо последних домов, перед тем как земля стала слишком крутой для домов, и окунулась в Барренс – пустошь, где, как ни невероятно это казалось, ее отец прятался и шпионил.
Она не слышала шагов позади себя. Мальчишки изо всех сил старались не шуметь. Их уже опередили один раз. Они не хотели, чтобы это повторилось. Они приближались и приближались к ней, ступая как кошки. Белч и Виктор ухмылялись, но лицо Генри было отсутствующим и серьезным. Волосы его были непричесаны и торчали лохмами. У него был такой же рассеянный, не сфокусированный, взгляд, как у Эла Марша в квартире. Один грязный палец он держал на губах, показывая шшшш, пока они не приблизились на расстояние тридцати футов.
В это лето Генри постоянно точило какое-то умственное расстройство, мост, соединявший его со здравомыслием, все более сужался. В тот день, когда он позволил Патрику Хокстеттеру ласкать себя, этот мост стал туго натянутым канатом. Канат с треском разорвался в это утро. Он вышел во двор в одних только рваных желтеющих трусах и посмотрел в небо. Призрак ночной луны еще мерцал там, и, когда он посмотрел на него, луна вдруг преобразилась в скелетообразное ухмыляющееся лицо. Генри упал на колени перед этим лицом, охваченный ужасом и радостью. От луны исходили голоса-призраки. Голоса менялись, иногда, казалось, сливались друг с другом в мягком бормотании, которое однажды можно было понять.., но он почувствовал истину, которая состояла в том, что во всех этих голосах был один голос, один разум. Голос велел ему подловить Белча и Виктора и прийти на угол Канзас-стрит и Костелло-авеню около полудня. Голос сказал ему, что он узнает, что нужно делать. Можно не сомневаться в том, что там будет та сука. Он ждал, что голос скажет ему, что делать дальше. Ответ пришел, когда расстояние между ними уменьшилось. Голос пришел не от луны, а от решетки на сточной трубе, которую они миновали. Голос был тихим, но четким. Белч и Виктор посмотрели на решетку завороженно, почти гипнотически, потом снова посмотрели на Беверли.
– Убейте ее, – сказал голос из водостока.
Генри Бауэре полез в карман джинсов и вытащил небольшую девятидюймовую штуковину, отделанную по краям как бы слоновой костью. Маленькая хромовая кнопка блестела на одном конце этого сомнительного предмета прикладного искусства. Генри нажал на нее. Шестидюймовое лезвие показалось из щели на конце ручки. Он слегка подкинул его на ладони. Он пошел быстрее. Виктор и Белч, все еще смотря с изумлением, тоже увеличили скорость, чтобы поспеть за ним.
Беверли их не слышала, но что-то заставило ее повернуть голову, и она увидела Генри, который подкрадывался тихо, как индеец. Чувство, заставившее ее повернуть голову, было слишком явным, непосредственным и сильным, чтобы его можно было отрицать. Это было чувство того, что за тобой
3Общественная библиотека Дерри, 1.55
наблюдают.
Майк Хэнлон отложил ручку в сторону и посмотрел на отбрасывающую тень перевернутую нишу главной комнаты библиотеки. Он увидел островки света, отброшенные висящими лампами, увидел книги, тонущие в дымке, увидел лестницу, протягивающую свои грациозные решетчатые спирали к стеллажам. Все было на месте.
И в то же самое время он не верил, что он здесь один. И что больше никого нет.